Угольная промышленность СССР/Индустриализация. Часть 1

Материал из MiningWiki — свободной шахтёрской энциклопедии
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Угольная промышленность СССР

Восстановление угольной промышленности после Гражданской войны (1922—1928 гг.)[править]

Stalin-drug-shahterov.jpg
Установка копра шахты 10-бис. Сталино 20-е годы

В начале восстановительного периода шахтный фонд угольной промышленности находился в катастрофическом состоянии. Поверхностные комплексы большинства угольных шахт в Донецком и Подмосковном бассейнах, на Урале и на Дальнем Востоке были почти полностью разрушены. Горные выработки были затоплены водой, большая часть из них пришла в негодность из-за самообрушения горных пород и разрушения крепи. В 1923—1924 гг. был принят ряд постановлений ЦК РКП(б) о мерах по ускорению восстановления шахт в этих регионах.

С издания декрета ВЦИК и ВСНХ «О государственных промышленных предприятиях, действующих на началах коммерческого расчета (трестах)» от 10 апреля 1923 г. началась перестройка системы управления экономикой. Она была направлена на ослабление чрезмерной централизации, характерной для периода «военного коммунизма» (1918 − 1920 гг.). Были упразднены главки в системе ВСНХ, их функции на местах перешли к крупным районным управлениям и губернским совнархозам.

Основной формой управления государственным производством стали тресты — объединения однородных или взаимосвязанных предприятий. Предприятия, входившие в тресты, снимались с государственного обеспечения и переходили к прямым закупкам ресурсов на рынке. Трест выступал как основная производственная единица в системе управления, обладал правом юридического лица и осуществлял оперативное руководство. Этот механизм управления получил название «хозяйственный расчет», в соответствии с которым предприятия получали полную финансовую независимость. На хозрасчет была переведена и топливная промышленность.

Была изменена структура управления угольной отраслью: Центральное правление каменноугольной промышленности (ЦПКП) — преобразовано в Управление государственной каменноугольной промышленности (УГКП). В 1923 − 1928 гг. организационная структура управления каменноугольной промышленности СССР была следующей.
Организациями союзного значения были признаны тресты: Донецкий, Подмосковный, Кузнецкий, Черемховский, Кизеловский, Челябинский (позднее Челябинский и Кизеловский тресты были переданы в ведение Уральского областного СНХ) и комбинат «Югосталь».
В Донецком бассейне основной объем добычи приходился на трест «Донуголь» и на комбинаты «Югосталь», «Транспорткопи», «Химуголь». Менее одного процента добычи угля приходилось на «Горнопром» — паевые товарищества из «Донугля», «Промбанка» и ВСНХ УССР.
Угольные копи Подмосковного бассейна были сосредоточены в тресте «Москвоуголь».
На Урале угольные копи были сосредоточены в «Кизелтресте», антрацитовые и буроугольные — в Челябинском тресте. Надеждинский комбинат разрабатывал Богословские буроугольные копи.
Кузнецкий бассейн эксплуатировался двумя организациями: «Кузбасстрестом», разрабатывавшим Анжеро-Судженские копи, и «Автономной Индустриальной Колонией» (АИК), в состав которой входили Кемеровский, Ленинский и Прокопьевский рудники.

Копи Енисейского округа в Сибири находились в ведении треста «Хаксольуголь». В Иркутском бассейне работал «Черембасстрест» — государственное объединение каменноугольной промышленности Черемховского бассейна.
Многочисленные месторождения Дальнего Востока (Забайкалье, Приамурье, Приморье, о. Сахалин) не имели столь определенной постоянной централизованной организации, как приведенные выше регионы и бассейны. Трест «Примуголь» эксплуатировал Сучанские и Артемовские копи, разработку Букачанского месторождения осуществляло управление Читинской железной дороги. На о. Сахалине в 1925 − 1926 гг. добыча угля производилась Сахалинским Ревкомом на руднике «Анастасьевском», а на Дуйских и Семёновских копях — концессией «Кита Сагарен Секитан Когло Кулиай». Кроме этой фирмы 14 декабря 1925 г. были заключены концессионные договоры с двумя японскими фирмами, но обе они в 1926 г. к работе не приступили.

Выполним угольную Пятилетку в три года, 1931.jpg

Предполагалось, что концессии станут основным механизмом освоения богатейших недр России. Позиция большевиков в отношении концессий не была однозначной: заявлялось, что сама постановка вопроса о концессиях, то есть привилегиях по отношению к иностранному капиталу, в социалистической России невозможна.
Но кто будет осваивать природные богатства России, когда собственных финансовых и людских ресурсов не хватало?

« Если в данных условиях не привлечь иностранный капитал, то минеральные богатства страны так и останутся скрытыми в земле», — считали большевики. Что же касается заграницы, то «она бедна природными ресурсами и в погоне за ними готова принять наше социальное законодательство и признать его в том случае, если она получит (в лице своего капитала) гарантию его неконфискации и право на получение определенной прибыли; естественно, что иностранный капитал предпочел бы вообще не подвергаться воздействию наших законов, а создать своего рода «государство в государстве»; однако советская власть исходит из того, что концессии будут предоставляться только тем иностранцам, которые приняли созданное ею (советской властью) законодательство. »

За период с 1922 г. по ноябрь 1927 г. из 2211 поступивших концессионных предложений на долю добывающей промышленности приходилось 11,7 %, а на долю обрабатывающей — 31,9 %; из 163 подписанных концессионных соглашений на долю добывающей промышленности приходилось 16,0 %, а на долю обрабатывающей — 22,1 %; из 68 действовавших на начало октября 1928 г. концессионных соглашений — соответственно 20,6 и 35,3 %. Остальные 44,1 % действовавших концессий работали в торговле, лесной промышленности, на транспорте связи и сельском хозяйстве, строительстве, охоте и рыболовстве, в финансовой сфере.

Реализация плана ГОЭЛРО была на одну треть обеспечена концессионным капиталом. Подразумевалось, что поставки техники и оборудования для электростанций, иных объектов будут осуществляться с концессионных производств. То есть первый план индустриализации страны опирался не просто на вливание иностранного капитала, а на систему концессий, в рамках которых должно было производиться необходимое для страны оборудование.

Количество концессий в горнодобывающей промышленности к середине 20-х годов перевалило за полсотни. Причем, большая их часть приходилась на районы, именовавшиеся тогда «окраинными». В частности, корпорации Lena Goldfields Ltd. была разрешена добыча золота на Витиме, угля — в Кузбассе (Киселевское месторождение), меди, железной руды и каменного угля — на Урале.

Редко предоставлялись в концессии нефтяные месторождения. Известны слова Ленина, предписывавшего 5 июня 1918 г. председателю Бакинского Совета Народных Комиссаров Степану Шаумяну всегда «ставить нефть на первое место». В области нефтедобычи в середине 20-х годов реально работали лишь концессии, предоставленные японским фирмам на острове Сахалин. Рост числа концессий в СССР пришёлся на 20-е годы и пошёл на убыль после свёртывания НЭПа. Последней ликвидированной в СССР в 1937 г. концессией была угольная на о. Сахалин.

Вернём угольный долг стране, 1930.png

В восстановительный период наибольшее внимание уделялось основной угледобывающей базе страны — Донбассу. В 1924 г. в Донбассе было организовано Управление шахтным строительством (УШС), и создана первая в СССР специализированная организация по проектированию угольных шахт. За 1922—1928 гг. было построено 56 новых шахт со средней годовой мощностью 110 тыс. тонн. Шахты строили по новым проектам, предусматривавшим большее сечение горных выработок, более прогрессивные параметры горных работ, более совершенную технику и технологии очистных и подготовительных работ.

В восстановительный период перед угольной промышленностью ставилась цель — достижение предвоенных значений показателей. Эта задача решалась, в основном, на базе старой техники и технологии. Однако с самого начала восстановительного периода стала подготавливаться научно-техническая база для последующего развития, реконструкции и технического перевооружения отрасли.

В стране открываются новые учебные заведения горного профиля (Московская горная академия, ряд горных институтов и техникумов в Донецком и Подмосковном бассейнах, на Урале и в Кузбассе), которые, помимо подготовки квалифицированных кадров для отрасли, проводили научные исследования по вопросам создания новой техники, совершенствованию технологии, техники безопасности, организации производства и труда. В тот же период за границу командируется ряд специалистов для ознакомления с наиболее прогрессивными методами разработки полезных ископаемых и выявления возможностей закупок высокопроизводительного горно-шахтного оборудования.

В этот период закладываются основы развития советской горной науки под руководством таких известных ещё с дореволюционных времен учёных, как Б. И. Бокий, М. М. Протодьяконов, А. А. Скочинский, А. М. Терпигорев и др. В эти годы основной ориентир в области механизации работ на шахтах был сделан на использование врубовых машин, поскольку производство вруба было наиболее трудоемкой операцией. В 1922—1928 гг. на шахтах работали только иностранные врубмашины. За этот период было приобретено за границей около 300 врубовых машин различных типов американского, германского и английского производства. Для отбойки угля (главным образом на крутых пластах) начали применять отбойные молотки. В 1928 г. на Горловском машиностроительном заводе изготовлена первая отечественная врубовая машина ДТ («Донецкая Тяжелая»).

Внедрение врубовых машин, отбойных молотков, а также более широкое использование буровзрывного способа отбойки угля позволило к 1928 г. повысить уровень механизации процессов выемки угля в целом по угольной промышленности СССР до 14,7 %, а в Донецком бассейне — до 19,4 %. К концу восстановительного периода были приняты меры по освоению месторождений для отработки их открытым способом (особенно в районе Южного Урала), хотя к 1928 г. добыча на разрезах составила всего 0,3 млн т (1 % общей добычи угля).

В восстановительный период перед угольной промышленностью встал вопрос о повышении качества угля. К 1926 г. было закончено восстановление построенных в дореволюционный период углемоек с некоторой их реконструкцией, а также строительство новых. К концу 1928 г. общая мощность обогатительных фабрик достигла 6,5 млн т, из которых 28 % составили вновь введенные установки.

В 1928 г. восстановительный период в развитии народного хозяйства был в основном завершен. В этом году было добыто 33,9 млн т угля, что на 22,6 млн.т, или в 3 раза больше, чем в 1922 году (рис.4.2). В 1922 г. был принят новый кодекс законов о труде, которым, в частности, был установлен 6-часовой рабочий день на тяжелых и опасных работах. В среднем по угольной промышленности на 6-часовом рабочем дне трудились в 1927 г. до 50,2 % подземных рабочих, среди рабочих на поверхности — 2,1 %. В угольных трестах Сибири на 6-часовом рабочем дне трудились до 97 % подземных рабочих.

После 1921 г. натурально-денежную оплату начали постепенно заменять денежной. Заработную плату начали выдавать дважды в месяц. Были введены нормы выработки и расценки, а также предпринята попытка поставить в зависимость рост заработной платы от повышения производительности труда, в результате чего номинальная заработная плата в рассматриваемый период несколько возросла. Служащие зарабатывали примерно в 2 раза больше рядового горнорабочего.

Динамика объемов добычи угля за период 1922—1928 г.г.

Уровень жизни горняков-угольщиков постепенно улучшался, в семьях появился относительный достаток. Семья горнорабочего из 4-5 человек в год на питание расходовала 44,8 % бюджета семьи, на одежду и обувь — 23 %, коммунальные услуги в целом составляли 10,8 % бюджета (табл.4.2).

После Гражданской войны в 1921 году были выпущены первые «Правила безопасности при ведении горных работ». 25 ноября 1924 г. Народным Комиссариатом Труда и ВСНХ был принят первый сборник «Правил безопасности» для угольной и сланцевой промышленности, в котором впервые в истории горного дела были установлены требования по контролю за качественным составом рудничного воздуха, организации первой медицинской помощи при несчастных случаях или заболеваниях горняков, снабжению их спецодеждой и мылом, питьевому водоснабжению и др.

На момент завершения восстановительного периода пришлось, так называемое, «Шахтинское дело». Это был первый в стране групповой процесс, когда на скамье подсудимых оказались далекие от политики технические специалисты. Именно после «Шахтинского дела» появился сам термин «вредитель». История «Шахтинского дела» до сих пор детально не изучена и не имеет достаточно подробного и объективного описания. Судя по документам эмигрантских организаций, ни одна из них не призывала к «вредительству». Трудно представить, что горные инженеры из «бывших», согласившиеся работать на новую власть, по своей инициативе разрушали то, что являлось делом и смыслом их жизни.

Для осуществления форсированной индустриализации были необходимы и в большом количестве квалифицированные кадры руководителей, инженерно-технических работников и хорошо подготовленных рабочих. Ни тех, ни других просто не хватало. Положение было очень тяжелым. Определенная часть технической интеллигенции эмигрировала, многие погибли в годы Мировой и Гражданской войн. Высшие учебные заведения в 20-е годы давали крайне ограниченное пополнение. Рассчитывать можно было лишь на оставшихся старых специалистов, но отношение к ним было далеко не благоприятным. Считалось, что они настроены против нового общества. Родился даже особый термин «спецеедство». Карикатура в журнале «Крокодил» тех лет: через лес идет «старый» специалист в инженерной фуражке с портфелем. Навстречу Медведь с намерением загрызть специалиста. Тот обращается к Медведю со словами: «В СССР спецеедству нет места».

Многие из квалифицированных горнорабочих начала XX в., в подавляющем большинстве из бывших крестьян, не вернулись с войн, или остались в Красной армии. Поэтому в 20-30 годы в результате коллективизации сельского хозяйства и принудительного превращения бывших крестьян в промышленных рабочих, в новую советскую промышленность, в угольную особенно, хлынула мощная крестьянская волна. Эту массу людей надо было научить «работать», «вкалывать» и «тянуть лямку». По уровню своей квалификации, дисциплинированности, по всему социально-психологическому складу в целом, мигранты из деревни в массе своей совершенно не были готовы к тому, чтобы приспособиться к механизму НЭПа, с характерной для него системой экономического стимулирования производственной активности и качества работы. В особой степени это касалось угольной промышленности, где вчерашний крестьянин попадал в тяжелейшие условия работы в подземных условиях. Старые специалисты вспоминают, что некоторая часть крестьянских парней испытывала в буквальном смысле шок после первого спуска в шахту, а некоторые из них убегали из общежитий на следующий день.

Не менее сложной была ситуация с техникой. Своей практически не было, производство ее только подготавливалось, а приобретение за рубежом в необходимом количестве было затруднено из-за недостатка валюты.