«Катастрофа на Горловских рудниках в 1917 г.»

Статья горного инженера А. Гармаша, опубликованная в «Горном журнале» № 2 за 1924 год.

Материалы для настоящей статьи собраны горным инженером Д. Г. Левицким.

1917 года 27-го февраля в 2 часа 15 минут пополудни на шахте № 1 Общества Южно-русской каменноугольной промышленности в Горловке произошел взрыв газа и каменноугольной пыли, осложненный пожаром на западном крыле пласта «Толстый». Так как этот взрыв совпал с началом февральской революции, то он не был достаточно обследован, и даже не появилось описание его в специальной печати. Между тем, обстоятельства как самого взрыва, так и спасательных работ с ним связанных, заслуживают детального изучения и освещения в печати.
В момент взрыва в сфере его действия находились 39 человек, из которых 18 человек остались неизвлеченными, 3 человека были извлечены мертвыми, 14 тяжело-пострадавшими и 4 легко-пострадавшими.

После взрыва заведующий шахтой № 1 инженер Вишневский, заведующий вентиляцией инженер Коссовский, старший штейгер Козлов и рабочий Оболенский спустились в шахту на горизонт 260 саж. (взрыв захватил участок между горизонтами 260 и 220 саж.), имея целью выяснить размер и распространение катастрофы и наметить план действий. Дойдя по квершлагу до пласта Тонкий и встретив десятника и нескольких рабочих других пластов, они предложили идти вместе. По пути к первому ходку (соединительному квершлагу) они наткнулись на трупы дверового и лампоноса. Пройдя первый ходок, вышли на штрек пласта Толстого, где дальнейшему продвижению их помешали обвалы породы. Выйдя снова по первому ходку на пласт Тонкий, шедшие остановились на пересечении ходка со штреком, чтобы обсудить дальнейшие их действия. В этот момент произошёл взрыв, которым инженер Вишневский был сильно обожжён и отброшен в сторону забоя пласта Тонкий, инженер Коссовский также был обожжён и отброшен к кровле пласта.

Десятник Козлов был тяжело ранен о выступы ходка, а рабочий Оболенский, стоявший дальше, получил незначительные ожоги и был отброшен по штреку в направлении к шахте. Как наименее пострадавший он быстро пришёл в сознание и направился ощупью в квершлаг. Перейдя через вышеупомянутые трупы лампоноса и дверового, он на полпути к квершлагу встретил ранее приглашённых десятников и рабочих, также пострадавших от взрыва.
Выйдя далее на квершлаг, он увидел здесь старшего инженера Свиртуна, штейгеров Белых и Евтушенко и десятника Ганина, которым и сообщил о происшедшем, затем он поднялся наверх. Инженер Свиртун отдал распоряжение о вызове спасательных команд и немедленно направился с вышеупомянутыми лицами дальше к месту нахождения пострадавших от второго взрыва. Встретив по пути раненых, сопровождавших первый отряд, они их вывели на квершлаг, сами же вторично направились по штреку Тонкого пласта. Дойдя до Вишневского и Коссовского, они доставили их на квершлаг (Вишневский остался в живых, а Косовский умер в больнице) и снова направились к первому ходку, однако ранее, нежели они дошли до ходка, произошёл взрыв, которым штейгер Евтушенко был убит, штейгер Белых получил тяжёлые поранения, а инженер Свиртун и десятник Ганин были сильно обожжены.

К этому времени в шахту спустилась спасательная команда шахт № 1 и № 5 Горловских рудников и извлекла Свиртуна и Ганина. Далее произошёл четвертый взрыв и затем пятый. Через несколько минут после взрыва спасательными командами был извлечён штейгер Белых, умерший на следующий день в больнице, труп штейгера Евтушенко и десятник Козлов, скончавшийся в тот же день в больнице, а также были выданы на поверхность трупы лампоноса и дверового. Вслед за этим произошёл шестой взрыв. После того, как спасательные команды поднялись на поверхность, произошёл седьмой и очень слабый восьмой взрыв. Спасательные работы на горизонте 260 саж., таким образом, были закончены.

В 9 часов вечера прибыла в специальном вагоне команда Макеевской спасстанции в следующем составе: заведующей станции инженер Черницын, помощник его инженер Холостов и 8 членов команды (известие о взрыве застало Черницына на руднике Горшковского, где он производил работы по ликвидации пожара).
Спустившись в аппаратах в шахту на горизонт 220 саж., Макеевская команда (имея сзади себя резервную Нелеповскую команду) во главе с Черницыным прошла из квершлага на штрек пласта Тонкого. Дошла до первого ходка, прошла его, осмотрела соответственный завальный штрек пласта Толстого, дошла до бутовых гезенков и, не найдя пострадавших, вернулась на квершлаг вместе с резервной командой.
При этом Черницыным были взяты пробы воздуха, давшие большое содержание окиси углерода (свыше 3 %).

На следующий день совещанием инженеров был составлен план обследования спасательными командами выработок горизонта 220 саж. по пласт Толстому до глухого ходка № 3 пройденного до пласта Тонкого, где можно было рассчитывать найти живых людей, укрывшихся после взрыва.
Чтобы обезопасить спасательные работы, было намечено вентилирование штрека горизонта 220 саж. пласта Тонкого на расстоянии 150 саженей при помощи сжатого воздуха и вентиляционных труб. Далее обследование выработок предположено было производить в респираторах без предварительного проветривания. Выполнение плана было возложено на спасательные команды: Макеевскую, Прохоровскую, Софиевскую и Нелеповскую. Общее руководство работами поручено было инженеру Черницыну.

В последний момент план работ был изменён вследствие случайного обстоятельства: катушка со шлангами для сжатого воздуха не входила в штрек. Заготовленные для прокладки вентиляционные трубы так и остались неиспользованными на штреке пласта Тонкого горизонта 220 саж., загромождая самый штрек и мешая продвижению людей. Решено было без предварительного проветривания выработок, пройдя по штреку пласта Тонкого, осмотреть со 2-го ходка необследованный участок штрека Толстого пласта. Впереди должна была идти Макеевская команда, за ней через 10 минут Прохоровская, далее Софиевская, Нелеповская была оставлена в резерве. Прохоровская команда должна была пойти до ходка № 2 и ожидать определённый промежуток времени Макеевскую команду, если бы эта команда за этот срок не вернулась, Прохоровская команда должна была идти по ее следам. Вслед за Макеевской в указанное время пошла вперед Прохоровская команда, Софиевская не выступила, занявшись проверкой аппаратов, не бывших по-видимому в исправности, поэтому за Прохоровской командой выступила резервная Нелеповская. Пробравшись мимо труб, наваленных сбоку штрека пласта Толстый и помешавших Прохоровской команде взять с собой платформу, Нелеповская команда встретила одного члена Прохоровской команды, от которого узнала, что с командой произошло несчастье. Пройдя саженей 30-35, команда наткнулась на лежащего на земле почти без признаков жизни штейгера Левкоева, руководителя Прохоровской команды. У Левкоева мундштук изо рта был вынут, у рта была кровавая пена. По рассказам членов Прохоровской команды, Левкоев, шедший впереди команды, вдруг, очевидно, почувствовал себя плохо, повернул обратно и стал быстро идти к квершлагу. Члены команды завернули за ним, помогая Левкоеву идти, но в месте, где были большие выбоины между шпалами, Левкоев упал, выронив мундштук. Между тем среди прочих членов команды ещё один почувствовал себя плохо, почему Левкоева оставили и пошли к выходу за подмогой. Таким образом обе команды вернулись на квершлаг, и весь план работ был нарушен.

Между тем Макеевская команда, выполняя задание, шла вперёд в следующем составе: группа Черницына, в которую входили, кроме него Назаров, Ромашкевич и Петренко и группа Холостова, в которую, кроме последнего, входили Несмеянов, Демкин и Букарев. На расстоянии 70 сажений от квершлага Букарев заявил, что чувствует себя неудовлетворительно и повернул обратно. Предполагая, что сзади идёт Прохоровская команда, его отпустили одного. Он благополучно вышел на свежую струю ещё ранее вступление в удушливую атмосферу Прохоровской команды. После ухода Букарева прошли ещё 100 саженей, в этот момент Петренко, шедший сзади отряда Черницына остановился у стены и сообщил шедшему за ним отряду Холостова, что он чувствует себя плохо. Холостов, как было выяснено позже, в этот день себя чувствовал нездоровым и даже принимал порошки от головной боли, по-видимому, не сразу сориентировался в создавшемся положении и, лишь пройдя саженей 10-15, отпустил Петренко обратно в расчёте опять-таки на то, что сзади идёт Прохоровская команда.

Петренко пошёл назад очень быстро. Всей Макеевской команды осталось 6 человек. У ходка она разделилась: Черницын с Назаровым и Ромашкевичем пошли осматривать штрек пласта Толстого и глухой ходок №?, А Холостов с Несмеяновым и Демкиным — конец штрека Тонкого пласта.
Задание было выполнено, людей нигде не оказалось, и оба отряда, остановившись у 2-го ходка, направились обратно. Пройдя саженей 30-50 от 2-го ходка к выходу, они наткнулись на лежащего без сознания человека. Это был Петренко.

Четыре человека из отряда подняли его за руки и за ноги и понесли. Нести было очень тяжело, так как не было платформы, которую должен был доставить Прохоровский отряд на штрек. К тому же было очень жарко, пот заливал глаза, так что через 20-25 саженей пришлось остановиться. Команда оставила Петренко и пошла к квершлагу за платформой. Впереди шли Черницын, Назаров и Ромашкевич, а за ними Холостов и Несмеянов. Вдруг последний почувствовал, что Холостов схватил его за плечевые ремни респиратора и повис на нём. Сознавая, что с Холостовым случилось несчастье, Несмеянов понёс его к квершлагу, но по пути споткнулся, упал и не мог уже подняться. Освободившись от Холостова и убедившись, что он уже выбросил изо рта мундштук, Несмеянов оставил его и благополучно дошёл до квершлага. Черницын, вышедший на свежую струю, послал резервную Нелеповскую команду взять Легкоева, Петренко и Холостова. Ей удалось лишь вытащить труп Левкоева. Тогда Черницын с большим трудом, ввиду создавшейся паники среди членов команды, организовал группу из 8 человек, причём 4 человека были наряжены очистить штрек от вентиляционных труб, его загромождавших, а другие 4 отправились с платформой за Холостовым и Петренко. Один из них, Назаров, помогавший без аппарата при уборке труб, чувствуя себя обессиленным и вероятно даже несколько отравленным, вернулся обратно, взамен его четвертым отправился Черницын. Кроме Черницына отправились отдохнувшие Несмеянов, Ромашкевич и горловский рабочий Прудников, прошедший в своё время курс обучения горно-спасательному делу.

Прудников одел шлемовый аппарат Дрегера, прочие были в мундштучных аппаратах. Ромашкевичу, Несмеянову и Прудникову удалось с платформой добраться до Петренко и Холостова, уложить их на платформу и, обвязав веревкой, погнать её обратно. На пути к квершлагу они встретили Черницына, который был сильно возбуждён и, видимо, чувствовал переутомление. Его уговорили вернуться, и Несмеянов пошёл провожать его. Пройдя саженей 30-40, Черницын стал падать и, несмотря на все усилия Несмеянова, не мог двигаться дальше. В это время Прудников быстро прошёл мимо Несмеянова к квершлагу. Платформа, на которой лежали трупы Холостова и Петренко, забурилась, тогда Несмеянов и Ромашкевич, убедившись, что Черницын уже выбросил изо рта мундштук, и они не могут оказать ему помощи так как сами были слишком переутомлены, пошли к квершлагу, прошли мимо лежавшего на штреке без чувств Прудникова и с трудом выбрались на квершлаг.

Между тем среди оставшихся на квершлаге спасательных команд царила невообразимая паника, которая ещё более усилилась, когда Ромашкевич сообщил о гибели Черницына.
Была сделана попытка вытащить Черницына заведующим Нелеповской командой Дулиным и фельдшером Назаровым, но так как оба указанные лица уже были обессилены, то вынести Черницына им не удалось. После этого получилось распоряжение окружного инженера прекратить все попытки вытаскивать погибших. На следующий день, когда явились на место катастрофы Голубовская и Рутченковская команды, были повторены попытки вытащить оставшихся, но удалось вытащить одного лишь Прудникова. Черницын был извлечён ночью с 1 на 2 марта Ромашкевичем и приехавшим в Горловку после катастрофы бывшим инструктором Макеевской станции Сошниковым. После этого командами спасстанций были возведены перемычки на горизонтах 220 и 260 саженей, так как распространившийся в месте взрыва пожар угрожал повторением взрывов.
Таким образом за перемычками остались 18 рабочих, захваченных первым взрывом и два члена спасательной команды Холостов и Петренко.
Только через 6 с лишним лет, именно в июне 1923 года, Горловское рудоуправление решило приступить к вскрытию перемычек с целью восстановить работы на месте взрыва.

19 июня 1923 года команда Горловской спасстанции, по предложению местного рудоуправления, приступила к работам по открытию перемычек. Перемычки имелись на обоих вышеуказанных горизонтах. Работы производились по выработанному плану с большой осторожностью, так как руководитель работ начальник Горловской спасательной станции Дулин твёрдо помнил жестокие уроки катастрофы 1917 года.
Работы начались со вскрытия каменной перемычки на горизонте 260 саж., поставленной на штреке пласта Тонкого в 1917 году. Перемычку пришлось пробивать с помощью предохранительных взрывчатых веществ.
После обследования штрека Тонкого пласта горизонта 260 саж., произведённого спасательной командой в респираторах, были взяты в этих выработках пробы воздуха, показавшее присутствие значительного содержания CO₂ и следы CH₄.

25 июня было приступлено к вскрытию перемычки на горизонте 220 саж., а 27 июня — основной перемычки, возведённой на том же горизонте ещё в марте 1917 года. Пройдя в него за перемычку, отряд обнаружил ещё одну перемычку, сделанную из дерева и обмазанную глиной, в ней была небольшая железная дверь. Когда дверь была открыта, из-за неё стал поступать воздух со значительным содержанием метана. Анализ его дал:
CO₂ — 7,64 %
О — 6,58 %
CH₄ — 3 %
Закрыв дверцу и заложив отверстие в перемычке, команда вышла наверх.
В ближайший праздничный день 30 июня были сделаны попытки хотя бы частично провентилировать часть работ района взрыва.
Результаты проветривания были незначительны.
1 и 2 июля отряд из 5 человек в респираторах, имея сзади резерв тоже в 5 человек, произвёл осмотр штрека пласта Тонкий на горизонте 220 саж. На расстоянии 80 саженей был обнаружен аппарат, в котором погиб инженер Черницын (при извлечении тела Черницына аппарат был обрезан и оставлен на месте).
После этого администрация рудника приступила к окончательной разборке перемычек, расчистке путей и укреплению завалов. Спасательная команда при этом играла лишь вспомогательную роль.
Продолжая работы по вскрытию перемычек и восстановлению вентиляции на штреках обоих пластов горизонта 220 саж., команда 12 августа за квершлагом № 1 извлекла из под завала платформу, на которой находились трупы инженера Холостова и инструктора Петренко.

Переходя к рассмотрению причин взрыва в 1917 году, нужно отметить, что они не были точно установлены. Можно предположить, что катастрофа произошла в связи с уменьшенным притоком в шахту воздуха, так как в этот день работал малый вентилятор вместо большого.
Накопление метана могло произойти в верхних частях уступов благодаря тому, что нижние части последних были засыпаны углём. Воспламенение метана было произведено, по-видимому, неисправной лампой. Угольная пыль, если судить по имеющимся данным, принимала большое участие взрыве, а начавшийся после первого взрыва пожар вызвал повторные взрывы, которые происходили по мере накопления в выработках метана и поступления туда воздуха.

Что же касается организации спасательных работ, то в ней в первый же момент после взрыва были допущены роковые ошибки. Отдавая должное героизму технического персонала шахты № 1, нужно признать, что образ его действий, побуждаемый благородным порывом помощи пострадавшим, был далёк, однако, от целесообразности и повлек за гибель большей части техников шахты № 1.
Подобные случаи имели место и раньше при катастрофах на рудниках Донбасса и за границей и повторяются до сего времени. Последний случай при взрыве газа 7 декабря 1923 года на шахте Ларинского рудника едва не кончился гибелью десятника этой шахты, который пытался без респиратора проникнуть к месту взрыва с целью помощи пострадавшим. Подоспевшая спасательная команда вытащила его в бесчувственном состоянии с явными признаками отравления.
Насколько трудна задача помощи пострадавшим от взрыва, можно судить по приведённому выше описанию спасательных работ. Если некоторым лицам, проникнувшим без респираторов в выработки шахты № 1 после взрыва в 1917 году, удалось спастись, то это можно объяснить тем обстоятельствам, что продукты взрыва не успели к этому времени заполнить выработки, в которых находились эти люди, иначе им всем грозила смерть. Допустим, что повторные взрывы произошли бы позднее, и первые спасатели без аппаратов прошли дальше по выработка до места, где могли быть пострадавшие, вынести последних им, конечно же, не удалось бы, и они сами сделались бы ещё ранее повторных взрывов жертвами своего бесполезного героизма, как это было в других подобных случаях.

Повторные взрывы — явление обыденные, и технический персонал не мог этого не знать. При наличии спасательных команд на рудниках такие выступления ответственных руководителей рудника нарушают весь план работ, тем более что гибель их создает паническое настроение в среде занятых спасательными работами и лишает последних руководителей. В настоящее время, когда при всех наиболее крупных и опасных по газу и пыли шахтах Донбасса организованы спасательные команды, следует воспретить техническому персоналу рудников и всем рабочим, необученным горно-спасательному делу, тем более без респираторов, проникать в выработки, захваченные взрывом, особенно если последний имеет значительные размеры и можно опасаться повторных взрывов.

Разбирая порядок спасательных работ 28 февраля, нельзя не отметить той бессистемности, с которой они велись. Конечно, имя инженера Черницына выше упрёков, и героизм, проявленный им, как в этом случае, так и ранее на работах при взрыве на шахте Итальянка в 1912 году, заслуживает преклонения, но ошибки остаются таковыми и должны служить уроком всем спасателям.
Только проявленный инженером Черницынным горячностью можно объяснить неосторожное решение изменить сразу намеченный совещанием инженеров план спасательных работ и отказаться от предварительного проветривания части выработок горизонта 220 саж. Затруднения в выполнении этого плана могли быть устранены, хотя бы с затратой лишнего времени, и в данном случае выигрыш времени в несколько часов не играл существенной роли.
Далее необходимо отметить ту же горячность и бесполезный героизм, проявленные инженерами Черницыным и Холостовым, когда они, как главные руководители спасательных работ, пошли впереди команд, фактически оставив последних без руководителей; растерянность и паника, появившаяся среди команд, оставшихся на квершлаге после ухода Макеевской команды, объясняется этим обстоятельством. Если бы Черницын (или Холостов) остался на квершлаге и руководил бы всеми командами, поддерживая связь с ушедшей вперед Макеевской командой, то работы могли бы принять другой характер и несчастье могло бы быть предотвращено. В настоящее время правила ведения спасательных работ категорически воспрещают начальникам спасательных команд и их помощникам одновременно принимать активное участие в работах в удушливой атмосфере; один из них должен находиться на свежей струя воздуха и руководить работами резервных команд.
Раз нарушенное равновесие в состоянии духа спасателя служит причиной его дальнейших ошибок. Такими ошибками Макеевской команды были: 1) отсутствие у неё носилок и платформ для перевозки пострадавших, 2) непринятие мер к своевременной очистке штрека от вентиляционных труб, препятствовавших движению людей и платформ и 3) отсутствие связи с резервными командами. В конечном результате эти ошибки, наряду с растерянностью и индивидуальными ошибками отдельных членов команд, и несовершенство респираторов послужили причиной гибели спасателей.

Осмотр аппаратов Черницына, Холостова и Петренко после извлечения их в 1923 году дал следующие результаты.
В аппарате Черницына был закрыт вентиль нижнего кислородного цилиндра, в цилиндре кислорода не было, да и не могло быть, так как самый цилиндр находился под падавшей сверху каплями едкой водой, которая постепенно разъела металл, образовав отверстие, через которое кислород очевидно ушёл. В аппарате Петренко нижний цилиндр был закрыт и имел полный запас кислорода (давление было 125 атм.). В аппарате Холостова нижняя бутыль имела открытый вентиль, зато закрыта была верхняя бутыль с запасом кислорода.
Таким образом, пытаясь разгадать непосредственные причины гибели означенных лиц, мы можем считать, учитывая обстоятельства их гибели, что Холостов погиб от того, что манипулируя вентилями (вероятно, в связи с головной болью, которой он страдал в тот день) лишил себя притока кислорода, не открыв вентиль верхнего цилиндра. Внезапность, с которой обнаружилось его плохое самочувствие на основании показаний Несмеянова, доказывает справедливость этой догадки.
Петренко, вероятно, чувствовал себя в аппарате неудовлетворительно по той причине, что аппарат давал недостаточно воздуха, или сам Петренко не сделал полного вдоха перед включением аппарата или по какой-либо иной причине. В нижней бутыли аппарата Черницына тоже, по-видимому, был кислород. Но в данном случае, принимая во внимание самочувствие Черницына после гибели Холостова, Петренко и Левкоева, можно допустить, что в его снаряжении могли быть какие либо недочёты.
Во всяком случае известно, что в последний раз он одел аппарат не свой, а другого лица, уже раньше бывший в употреблении. При аппарате Черницына были найдены 2 носовых зажима. Нужно предположить, что причиной его гибели было крайнее переутомление и чрезвычайная возбуждённость.

Прудников погиб, вероятно, благодаря применению шлема Дрегера, который мог пропускать, вследствие неплотного прилегания к голове (особенно при быстрых движениях), окись углерода; кроме того его гибель, как и Петренко, можно объяснить паникой, заставившей их бежать, между тем в таких условиях аппарат Дрегера, рассчитанный на средний расход кислорода и среднюю потребность воздуха, обнаруживал свою несостоятельность.
Относительно Левкоева делать какие-либо выводы затруднительно за недостатком данных. Можно предположить, что в его снаряжении был какой-нибудь крупный недостаток.
Кроме погибших и другие из участников работ большей частью чувствовали себя после работы в аппаратах неудовлетворительно, но это в значительной степени может быть объяснено паническим состоянием, мешавшим внимательно относится к одеваемым аппаратам, проверять непроницаемость соединений и пр. Некоторую роль могло сыграть при этом то обстоятельство, что применявшиеся фабричные патроны Дрегера были давнего получения (не менее 3 лет), что может уменьшить срок исправной работы патрона.

Однако, главнейшую роль должно было играть то обстоятельства, что аппараты Дрегера, с которыми производились работы, рассчитаны на определённый расход кислорода (2 литра в минуту), между тем ещё профессор Гальден нашёл, что при тяжёлой работе, например, при быстром движении, особенно в наклонных выработках, норму потребления кислорода лёгкими человека нужно принять в 3 литра в минуту, и для дыхания в таких случаях требуется свежего воздуха до 100 литров в минуту.
Из опытов Гендерсона и Пауля, произведённых ими в 1916-17 гг. по поручению Американского Министерства Внутренних Дел, следует, что для человека среднего веса при особо напряжённой работе (например, выдаче пострадавших) в респираторе для дыхания требуется даже более 3 литров кислорода в минуту.
Этот недостаток аппаратов Дрегера мало обнаруживает себя при условиях спокойной и нормальной работы, когда человек умеет владеть своим дыханием и рассчитывать свои действия соответственно общему своему состоянию. В тех случаях, когда, вследствие усиленной работы организма, вдохи делаются более глубокими, потребление кислорода усиливается и появляется затруднение в дыхании, спасатель должен прекратить работу и движение до того времени, когда дыхание сделается ровным и дыхательный мешок будет достаточно наполнен. Но для этого нужен особый склад психики и умение владеть собой в моменты опасности. Между тем обстоятельства могут сложиться так, как это было в описанной катастрофе, что от спасателей требуется особенно усиленный темп работы, для которой аппарат Дрегера не приспособлен.
Трагические случаи со спасателями, как и самая обстановка работ, в данном случае естественно вызвали панику среди спасательных команд, и это обстоятельство ещё более выявило указанный недостаток аппарата Дрегера. Дыхание человека, находящегося в возбуждённом состоянии, и без работы становится усиленным, а если к этому прибавить панику, заставившую спасателей бежать в аппаратах почти в темноте, в узких выработках с неровной почвой, с грузом на спине в 1 пуд, то ясно, что в этом случае расход кислорода для дыхания будет больше нормы аппарата Дрегера.
Если принять во внимание ещё и высокую температуру в выработках, отягчающую самочувствие спасателя и ещё более усиливающую дыхание, то вполне допустимо, что в таких условиях спасатель может задохнуться в аппарате Дрегера.

Ещё в 1913 году по заказу Америки и Англии Дрегер ввёл в свой аппарат особый вентиль (by pass vetil), при помощи которого спасатель может добавить в мешок кислород непосредственно из баллона, минуя редукционный клапан и инжектор. Однако это усовершенствование, как введенный им позднее Drukknopfventil, гарантируя спасателю поступление кислорода на случай порчи редукционного клапана или засорения инжектора, далеко от разрешения задачи регулирования поступления кислорода в зависимости от темпа работы. Да и само манипулирование подобными вентилями в возбуждённом состоянии (не говоря уже о панике) может повести к тому, что спасатель преждевременно израсходует весь запас кислорода.
Наиболее удачное разрешение этого вопроса мы видим в американских респираторах Paul и Gibbs и респираторе Дрегера модели 1923 года, в которых поступление кислорода регулируется самими легкими, и таким образом спасатель автоматически получает нужное для дыхания количества кислорода. Отсутствие при аппарате Дрегера модели 1904-09 года ремней, поддерживающих мундштук и не позволяющих ему произвольно выпадать изо рта, как это сделано в позднейших моделях, также, по-видимому, способствовало несчастью (гибель штейгера Левкоева). Спасатель, чувствующий сильное затруднение в дыхании, может инстинктивно выбросить изо рта мундштук, и наличие ремней, удерживающих мундштук во рту, в данном случае также приносит пользу.

Наличие отрицательного давления в аппаратах типа 1904—1909 года является давно доказанным минусом, но само влияние этого обстоятельства сказывается лишь в случаях потерявших герметичность аппаратов, почему в данном случае невозможно только этим обстоятельством объяснить всю описанную катастрофу. На момент происшедшей паники, когда в волнении и с лихорадочной поспешностью одевались аппараты, можно допустить, что за герметичностью соединений было меньше наблюдения, и в этом случае, принимая во внимание значительное содержание в атмосфере СО (3 %), наличие отрицательного давления усугубляло опасность отравления. В других случаях работы спасательных команд, например, при взрыве 1908 года на Рыковском руднике, в 1912 году на шахте Итальянка и других, когда удушливая атмосфера заключала значительное количество окиси углерода, наличие отрицательного давления не сказалось неблагоприятно на работе аппаратов.
Конечно, недостаток остаётся недостатком, необходимо лишь точно оценивать его удельный вес.
Что касается до наличия в баллонах Дрегера двух вентилей (чем изобретатель аппарата имел целью предупредить работающего о количестве оставшегося кислорода), то нельзя не признать, что минусы этого приспособления безусловно превосходят его плюсы, и поэтому многие спасатели уже давно при работе сразу открывают оба вентиля.

Нужно отметить ещё один крупный недостаток всех аппаратов Дрегера со сжатым кислородом, включая последнюю модель, а также аппаратов Paul и Gibbs — это сложность их конструкции, затрудняющая быструю поверку таких аппаратов, и не дающая спасателю уверенности в исправной работе их, — а самочувствие спасателя, при прочих равных условиях, конечно, будет тем лучше, чем проще аппарат.
Это обстоятельство заставляет с вниманием относиться к предлагаемым усовершенствованиям в конструкции аппаратов с жидким кислородом (например Дрегеролит), так как в этом направлении имеется возможность добиться значительной простоты конструкции. Применение респираторов резервуарного типа, правда, ограничено, но там, где всегда можно иметь жидкий кислород, таким аппаратам нужно отдать предпочтение перед аппаратами с сжатым кислородом, конечно, при условии устранения имеющихся пока у них недостатков.

Возвращаясь к «панической психике», имевший место в описанном случае, нужно признать, что этому вопросу до сего времени придают мало значения. Между тем производство спасательных работ и обстановка их часто создают условия, при которых могут быть полезными только люди с твёрдой волей и устойчивой психикой: ясно, что спасатель, легко поддающийся панике, не только не будет полезен для работы в таких условиях, но рискует погибнуть сам.
Несколько подобных случаев, имевших место в практике спасательных станций Донбасса, указывают на необходимость психотехнического испытания членов респираторных команд, подобно тому, как это применяется в последнее время по отношению к лицам специальных профессий, требующих особого уклада психики.