О школах, ликбезах и сугубо личном

Материал из MiningWiki — свободной шахтёрской энциклопедии
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Евгений Коновалов. Есть такой город в Донбассе[править]

В поисках «Бармалея»[править]

Я прохожу мимо своей, 44-й школы (ныне СШ № 15) и гляжу на полосу скучающего асфальта с мыслью, что очень скоро, сюда на это место придут очередные выпускники с белилами и напишут свои имена. А я пожилой и сведущий буду читать эти имена, лукаво посмеиваясь:
— О младость, что ты знаешь о школе, которая образовывала тебя столько лет? Тебе, может быть ничего не рассказывали о ней твои учителя, поскольку сами пришли когда-то в 1-й класс, когда самое интересное здесь уже свершилось.
Я не люблю стариков, которые брюзжат на молодых, сетуя на ошибки эпохи. Эх, старички, вспомните своё! Апрель-май в школе — это безумное время. Заносят вихри молодой суеты, телефонные монологи, а в голове буйный ветер, и как только где-то начинаются разговоры о смысле жизни — хочется выйти покурить, или поглядеть на цветущие сады, а всякие там самокопания — это уже на потом, на старость. А мне сегодня, напротив, хочется в далёкое-былое. В нереальное. Да здравствует сюрпризы! Желаю найти «Бармалея»!
«Бармалей» — это ведь была такая кличка у одного почтенного преподавателя физики, ушедшего из мира сего лет 40-50 тому. И было бы ему сейчас далеко за сто. Отличался от своих коллег тем, что учащимся говорил «Вы». — Вы почему не на уроке? Вам понятно домашнее задание? Вот кто бы рассказал про Ликбезы, Рабфаки, Фабзаучи, про головоломные «Наркомпросты», «Помголы», «Торгсины» и прочие аббревиатуры из ранней совдеповской терминологии. А мне ведь до зарезу знать про это надо: Михаил Иванович, ау! Просадил я попусту время. Раньше надо было узнавать.

Ликбез[править]

… А о школах прошлых лет знать хотелось с удесятеренным желанием. Когда чего-то нет — это так заводит… Проходили старушки. Вовсе не древние, а так себе, путаясь в названиях и нумерациях кадиевских школ и учебных заведениях довоенной поры, называли имена и фамилии учителей с директорами. На их память приходили: Чугунный, Вирюкина, Селиванова, Колот, Ведутенко. Господи, ну прихожанки мои дорогие! Что вы все про ворошиловских стрелков и наркоминдепа товарища Чичерина! — Вы что-нибудь про ликбез выдайте. Как это было, как все начиналось… — Глухо! И вдруг — удача! Приносят рукопись. Раскрываю «Дневник Веры Кукиновой про то, как мама в ликбез ходила». Привожу историческое свидетельство дословно: «Явилась женщина в кумачевой косынке, с портфелем. Провела с домохозяйками важное собрание. На дровяной сарай устроила плакат. „Мы путь себе укажем новый, темнота и безграмотность — наш враг“. Записала в кружок научения чтению и письму. Учиться ходили в прачечную рудничного управления № 1.
Ребятишки поглядывали за матерями в окна. Мамы сидели нескладно, и как левши держали перья, плевали на пальцы, чтобы перевернуть страничку. Они бестолково читали слоги, пропускали буквы, а мы смеялись и строили им рожи. Дома отец лез к матери драться, зато уже к зиме наш мама толково читала азбуку и писала на бумаге. Научилась не капать чернилами кляксы. 1927 год».

Фотки 20-30-х. Учителя в быту[править]

Продолжая тему школ прошлых лет добавлю, что в моём собрании есть множество коллективных снимков до и предвоенной поры, но, к сожалению, такие фотодокументы в большинстве своём не подписаны и не датированы. Грустно, но занимательно рассматривать «карточки» 20-30-х годов.
Остается странной загадкой выражение ребячьих глаз той поры. Вглядитесь! Ни одного улыбчивого лица. Сплошная насупленность, пучеглазие и тотальная обида. На кого? Впрочем, выходец из учительской семьи, я действительно не помню, чтобы у нас в доме смеялись заразительно и счастливо.
Из глубочайшего детства (1936-й — 1940-е годы) мне запомнилась постоянная, какая-то сумеречная настороженность родителей. Я припоминаю их внешность в те дни. У отца — парусиновые (матерчатые) туфли со шнурками, а еще верхняя плотная рубаха на фасон военной гимнастерки. Мать — в зеленом диагоналевом платье, скроенном на все случаи жизни. Их развлечение: — поход в «картину» (так до войны назывался просмотр кинофильма). Еще — патефон. Летом в выходные дни — тупое качание в гамаке с книгой. Вечером — проходка гурьбой к бабушке и деду на воскресный ужин с самоваром, халвой и леденцом на палочке. Для меня. Много молчали. Все знали — вот-вот начнется война. Это неправда, что она была неожиданностью. Тогда часто и тревожно кричали шахтные гудки, шли занятия по светомаскировке и изучению противогаза. Усиленно пропагандировались песни военного содержания: «Если завтра война», «Броня крепка», «По долинам и по взгорьям» и др.

44-я в 1944-м учебном году[править]

Как ни странно, но к учебному году СШ № 44 (то есть СШ № 15) оказалась наиболее подготовленной, потому что уцелела и была не повреждена войной. Все остальные (за исключением СШ № 28 и еще немногих) стояли в руинах.
По решению ГорОНО СШ № 44 был придан статус мужской, а СШ № 28 — женской. Такое решение было изначально непродуманным и с педагогической точки зрения нанесло большой вред. Кто-то (якобы) вспомнил, что в старой Кадиевке были гимназии женская и мужская; пусть (дескать) так традиционно и останется.
Чтобы как-то квалифицировать ученический контингент того времени, надо сделать некоторые пояснения. Во-первых, еще вовсю полыхала война. Во-вторых, в начальные классы, а частично и в старшие пришли мальчишки, сделавшие вынужденный перерыв в учении (вследствие фашистской оккупации) на два-три года. Таким образом за парты сели учащиеся возрастом старше обычного. Например, в первый класс пришли 9-10 летние. Сделавшие в войну перерыв почти забыли пройденную школьную программу. Преподавателей не хватало. В общем в обстановке такой путаницы и начался учебный год. Но самое плохое, чего не мог предвидеть никто было впереди.

Педагогическая трагедия[править]

Наверное, я буду в единственном лице, рискнувшим обрисовать обстановку, сложившуюся в СШ № 44 в период первых послевоенных лет, и если мой класс был невыносимо труден, то годам к 1948—1950 представлял просто дурную компанию пацанов испорченных войной, голодом и лишениями послевоенного лихолетья. То были ребята с притупленной эмоциональной чуткостью, с очевидной ориентацией к уголовщине. Знало ли об этом школьное руководство? Наверное знало, потому что педагогика школы того периода сводилась к разоблачению и наказанию за проступки. Учились плохо. Тревожные мысли «очкариков» и «тихонь» сводились к тому, чтобы после уроков не попасть под кулак стервятника по подозрению или наговору. В классе правила ложь, лидерство, страх и побуждение ко взаимному покрывательству. О нормальных отношениях с учителями не могло быть и речи, притуплялись порывы искренности и если педагог предлагал какую-нибудь игру с гуманной основой, — над этим смеялись. Все определялось властью улиц.

Учителя[править]

Видимо, преподаватели вполне сознавали такую ситуацию, но списывали на счета «трудного времени». Я почти уверен, что тогда мало кто из них рассуждал о педагогике в высшем смысле её толкования. Заседания педсоветов сопровождались либо грозным директорским «бухтением», или униженным молчанием старых и мудрых учителей, запиаренных пребывающей и наглеющей сменой, быстро разобравшейся что к чему. Я не стану приводить примеров того, как жили в то время педагоги, во что одевались, в каких «сексотовских» окружениях пребывали. Были среди них прекрасные люди. Я помню всё того же старого физика М. И. Новикова. Мне не забыть В. А. Хабазню — учителя начальных классов, в страшный голодный 1946 год отдающего хлеб учащемуся, падающему в дистрофических припадках. Не забуду святую учительницу В. Ф. Голубок-Мигляченко.


Послание к выпускникам[править]

Само собой разумеется, что тем, кто умеет читать между строк понятно без обиняков, что эти строчки адресованы к учащимся СШ № 15. Это та самая школа, которую когда-то после семилетней отсидки оставил я без сожаления и приятных воспоминаний в 1952 году. Знаете, у каждого своя судьба, биография и протекает она у каждого по разному. Для одних школа — это божественно-счастливый сад. У меня с ней не сложилось. Детство было противным и трудным. Сейчас никто уже не поверит, что писать я учился на газетах, а чернила добывал из красного бурака. Не было еды, тетрадей, учебников, портфелей, зато в избытке обид, порой, даже от самих учителей.
Но! Если не сложилось у меня, — это не значит, что все так плохо у остальных. Я знаю, что не смотря ни на что, время вращает колесо таким образом, чтобы совершенствовать согласие и любовь.

См. также[править]

Евгений Коновалов. Байки, сказы и бывальщины старого Донбасса

Евгений Коновалов. Гори, гори его звезда

Евгений Коновалов. Старые шахтерские профессии


Creative Commons License Данный текст/изображение/группа изображений, созданный автором по имени Евгений Коновалов, публикуется на условиях лицензии Creative Commons Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений (Attribution-NonCommercial-NoDerivs) 3.0 Unported.

Источник — http://miningwiki.ru/w/index.php?title=О_школах,_ликбезах_и_сугубо_личном&oldid=12096